- Открой глазки, открой глазоньки. Открой глаза, я сказал! – раздаётся громкий крик  сотового. Медленно тянусь к нему и, нажимая спросонья на все кнопки подряд, стараюсь заставить его замолчать.  Но телефон сделал своё гнусное дело – прогнал сон. Встаю с кровати и смотрю на часы – пять утра. Куда меня тянет в такую рань? Сегодня суббота, выходной. Нет, чтобы выспаться после трудовой недели. Иду на кухню, ставлю чайник. Просыпаюсь уже в ванной под краном холодной воды.       

          Прихожу в себя и вспоминаю, что скоро появится Митька. Он  вчера звонил  по поводу новой темы. Давно  его таким взволнованным не слышал. Рассказывал про какие-то письма и про заброшенное село. Ну, я с дуру и согласился с ним ехать. От Митьки просто не реально отделаться, если ему что-то приспичит. Я как раз сайтик интересненький надыбал про монетки семнадцатого века, вот и пообещал, чтобы не отвлекал. Договорились встретиться как обычно - у меня.

         Про монетки я всё-таки информацию насобирал, хоть и просидел до часу ночи. Пора заканчивать  с ночным интернетом. Мои раздумья прерывает звонок в дверь. Появился. Интересно, что же он всё-таки нашёл?

        - Ал! Ты только послушай! – слышу  прямо с порога, - Тут нарисовалась тема! Помнишь те письма, что  нашли в заброшенном доме.

          Митька, а вернее Дмитрий Васильевич Куличенко, работник городского краеведческого музея, влетел в мою квартиру, размахивая пожелтевшим конвертом.

         - Помню, - тихо бубню себе под нос и иду на кухню, - пошли кофе пить, Индиана Джонс!

           Я его всегда так называю, когда начинает рассказывать о каждой новой находке – то он карту древнюю где-то найдет, или монетку золотую раскопает или ещё что-то в этом роде.  Обычно карта окажется подделкой – распечаткой Менде на старой потёртой бумаге, а монетка обычным железным барахлом, какого кругом навалом, куда не копни. Но Митька, мой старый друг, от этого не унывал. Его энтузиазму можно только завидовать. Кладоискательством мы стали заниматься ещё в детстве. Посмотрели какой-то старый, ещё черно-белый фильм и заразились. Стали лазить по старым заброшенным домам, искать старинные вещи. Собирать информацию о древних кладах, битвах и сражениях, которые произошли возле нашего города. Благо городу нашему больше тысячи лет, и много что случилось под его стенами. Только для меня наше увлечение так и осталось всего лишь увлечением, а для Митьки превратилось в жизнь - поступил в исторический институт, выучился и сейчас работает в городском музее. Пишет работы об истории нашего края, и иногда бродит со мной в поисках  монеток. Даже пару раз брал меня на какие-то раскопки, куда съезжались разные профессорские шишки. Я там с умным видом проверял металлоискателем размеченную на квадраты землю.

          Мы сидели за столом, и пили свежий Якобс. Аромат кофе наполнил кухню и разбудил меня окончательно. Проглотив кусок бутерброда, я внимательно слушал своего напарника.

          - Вот, - выдохнул он, доставая из пожелтевшего конверта найденное письмо, - Написано в 1922 году.

          Митька аккуратно расправил лист и отхлебнул немного кофе. Бумага была исписана мелким дрожащим почерком, судя по всему женской рукой. Это письмо мы нашли пару дней назад в старом дореволюционном доме, готовящемуся к сносу и покорно ждущему своей участи. Здание одиноко стояло на пригорке, его рамы в окнах отсутствовали, вокруг лежали кучи деревянного мусора, и вообще оно было какое-то брошенное и несчастное.

          Мы вошли в бездверный проём подъезда и окунулись в прохладу. То, что наши коллеги по увлечению опередили нас, стало ясно с первого взгляда. Подоконники были сняты, наличники дверей удалены и, судя по отверстиям в стенах, всё уже простучали. Сняты плинтуса и вскрыты полы. Я мысленно аплодировал профессиональным хирургам-вандалам, хотя сам дом этого не заслуживал. Конечно всему свой срок, но стало скучно. Мы ещё побродили по разграбленным комнатам, пиная ногами школьные дневники, календари и другой хлам. В одном из помещений в куче строительного мусора я отыскал плоскую бутылку из белого стекла, с выпуклым царским орлом. Удивительно, почему её не взяли? Такой экспонат потянет баксов на десять. Митя вытянул из старого разбитого книжного шкафа пачку пожелтевших писем, перевязанную крест на крест, потемневшей бечевкой. Через пол часа с чувством выполненного долга мы расстались, радуясь находкам: я – найденной  стариной бутылке, а товарищ  - пачке пыльных писем.

          - Почерк еле разобрал, поэтому давай прочитаю сам, - нагнулся Митька над потускневшим листом бумаги и вполголоса забубнил содержание написанного.

         Женщина по имени Любаша писала сестре Татьяне в город, что почти год назад в их селе, люди не принявшие революционные перемены, забили до смерти военного комиссара и подняли восстание. Любаша, слава богу, оказалась барышней умной, поэтому собрав детишек и всё самое ценное, рванула в дальние края. Спустя несколько месяцев эта несчастная женщина узнала, что мятеж был подавлен и  многие жители погибли. Половина села была разрушена во время артобстрела, оставшуюся часть сожгли, предварительно свалив на подводы имущество жителей. Оставшихся в живых людей сводили за церковь и расстреливали.  Любаша прислала сестре весточку, что она с детьми жива и просила никому не говорить об этом письме, обещая позже, с оказией, сообщить, где она будет находиться. Я почему-то не сразу всерьёз воспринял прочитанное, всё напоминало главу из исторического романа. Обе сестры, судя по тексту, родом из этого села, так как перечислялись общие знакомые. Письмо было отправлено год спустя описываемых в нем событий, значит, всё произошло в 1921 году. Всё это время Любаша боялась быть найденной, и скрывалась с детьми, возможно у родственников.

          Ужас всего происшедшего постепенно доходил до моего сознания, но представить себе всё это реально, сидя в современном комфортном интерьере, было трудно. Сработала автоматическая интуиция поисковика - при развитии таких событий, люди закапывали и прятали всё самое ценное, в надежде, что потом  удастся вернуть. Возможно, отыскав это село, мы смогли бы  найти ценности, скрытые в земле.

        Готов отдать должное напарнику - самостоятельно подняв городские архивы, благо у него есть к ним доступ, Митька  по фамилии получателя нашёл название её родного села, о котором упоминалось в письме. На старых картах оно существовало и насчитывало около сорока дворов. А вот на более поздних его уже не было, даже в виде урочища.

        - Ну, что едем? – с надеждой посмотрел на меня друг и протянул генштабовскую карту, - Я уже маршрут подготовил.

         На удивление, ехать  не так уж и далеко. Мы и дальше забирались. Меня упрашивать не надо, если есть возможность поискать ценности, скрытые в недрах земли. Десять минут, и всё снаряжение уложено в мою Ниву. Привык  уже, срываться из дома любое время суток. Что поделаешь – армейская привычка, которая не раз выручала меня. Обычно мы выезжаем  в ночь на субботу, но в этот раз выехали просто рано утром.

        Не смотря на то, что никаких опасных предупреждающих знаков свыше или примет послано не было, а мы кладоискатели – люди суеверные, я, честно говоря, был на стороже - сказывался опыт прежних поездок. Странно, но душа, как обычно не пела. И машина еле тащилась по трассе. Ехать быстро в этот раз не получалось, нас как будто притормаживали, давали время одуматься. Ну, не крутились педали и всё тут!  Митька обычно всю дорогу излагает мне свои теории поиска или вспоминает прежние поездки. С таким пассажиром не уснёшь, даже если тебе совсем невмоготу. Я то хохочу, то злюсь на него, а бывает, мы поём … про «субмарину елового цвета». Сегодня же мы просто молча тащились по пустой дороге.

          В такие минуты думаю о своём увлечении – кладоискательстве или чёрной археологии. Наша деятельность и вправду где-то на гране закона. Но называть преступниками людей, которые собирают монетки на месте заброшенной корчмы или ходят по размытым берегам рек, я бы не стал. Ну, а если кто-то в порыве увлечения все же забрел на охраняемый законом археологический памятник, то тут уж как не крути - грань переступлена, и в этом нужно давать себе отчет, а не искать оправдания, указывая на недостатки закона и всего окружающего нас мира. К вопросу о «белых археологах» хочу сказать, что лично знаю многих людей посвятивших свою жизнь археологии. Когда-то довелось  самому поучаствовать в экспедиции и посмотреть на всё изнутри и могу сказать, что те с которыми приходилось сталкиваться, такие же увлеченные своим делом люди, как и мы. Далеко не каждый нормальный человек, вдали от семьи и без каких либо элементарных удобств, месяцами будет кормить комаров и махать лопатой на солнцепёке. А зимой утопать в бумагах, составляя описи, отчитываясь о каждом раскопанном сантиметре и уделяя внимание каждой железке и найденной мелочи. Только для того чтобы в итоге ответить на вопросы: кто и как здесь жил и какова их судьба.

        В конце пути предстояло проехать через лес - километров восемь по грунтовке, яма на яме, но нива с этим успешно справилась. Село нашли быстро, даже по километровке. Но что нас удивило, так это -  указатель с названием, стоявший на въезде. Правда, он был какой-то не совсем настоящий - слишком новый для исчезнувшего села. На окраине по правой стороне стояла хата с соломенной крышей, а дальше через определённые промежутки ещё три. Мы тихонько ехали по обочине и вглядывались в рельеф. Среди, заросшей кустами и деревьями, местностью явно читались следы фундаментов былых построек. Людей не было. Решили начать с конца села, где торчали обломки старой церкви. Кто-то поработал «на славу» - остались части стен в два человеческих роста, а кое-где вообще пустота. Я остановил машину у последнего участка.                                                     

         Пока Митя доставал инструмент, я собрал металлоискатель Эксплорер и начал поиск с ближайшей постройки. Раскрошенные обгоревшие кирпичи и глина на  остатках фундамента, даже через столько лет хранили следы огня. Всё происходило как-то медленно: мы ходили, копали, находили железо, старые медные монеты, остатки ржавых топоров и лопат, серебряный крестик, гильзы от винтовки и нагана, снарядные осколки, превратившиеся в комок ржавчины. Искали только на огородах и около фундаментов, но успели пройти совсем немного. Я провёл Экспом возле большого трухлявого пня, который очевидно раньше был здоровенным деревом. Прибор  чётко просигнализировал о драгоценном металле в земле. Вот оно – первая, судя по звукам, ценная находка! Митя бережно обкопал место по кругу и аккуратно начал вытаскивать ком земли, который развалился еще на лопате. Перед нами предстала квадратная, проржавевшая жестянка теперь уже не понятно из-под чего. Открывали очень осторожно с помощью ножа. На свет появились два георгиевских креста, массивное золотое кольцо с витиеватым знаком и горсть очень неплохих серебряных монет, одна из которых была коронационным рублём в отличном состоянии. Всё было завёрнуто в кусок плотной ткани похожей на войлок. Мы так и сели. Даже ради этого стоило ехать.

          День заканчивался, и нам хотелось кушать. Продолжить решили завтра. Чтобы определиться на местности, нужно было подняться на холм, где находились останки церкви. Так как до него было метров триста, а идти было  лень - поехали на машине. Пришло время что-то решать с ночёвкой. Хоть  мы не раз ночевали в машине, но всё-таки в незнакомом месте спится тревожно. Может придти какое-нибудь животное, а хуже если человек.  К нашему удивлению из трубы крайней на въезде хаты, вился белый дымок.

         Обошли вокруг церкви, с обратной от села стороны, росли густые деревья. За ними виднелось старое, заброшенное кладбище. Мы прошли к нему, кое-где из земли выступали остатки надгробий. Всё было заброшено и уныло. Листва на деревьях тихо шумела. Вечер становился серым. Настроение упало совсем в ноль, несмотря на находку. Возвращаясь, Митя поддел ногой кучку песка и перед нами с глухим стуком рассыпались проржавевшие гильзы. Он копнул ещё и ещё раз, гильз прибавлялось. Мы подняли головы и, не сговариваясь, пошли вперёд. Стена церкви была выщерблена пулями, и даже после прошествии десятков лет, в обильных пятнах, можно было угадать кровь. Я вспомнил строки из письма Любаши – « Остальных сводили за церковь, кого-то расстреливали, а других увозили…»

         Дыхание перехватило, и я почему-то повернулся спиной к стене, пытаясь разглядеть кого-то там впереди, а Митя стоял, сжимая кулаки. Всё, что мы переживали тайно внутри нас, обрело реальность. Этот надвигающийся сумрак, шум деревьев, и чувство, что это ты стоишь в разорванной рубахе у стенки, и сейчас грянет выстрел. Всё дико и несправедливо, и нииичего нельзя сделать. Сколько их полегло здесь и за что? Свои  расстреливали своих, не делая скидки на возраст и пол. Они умоляли, но пальцы комиссаров нажимали на курок, и крик  «Слееедующий» проносился сквозь года. Мы переместились в прошлое, и оно было ужасно. Почти стемнело, а нам мерещились вспышки выстрелов и тени погибающих у стен церкви людей. Из деревни доносились крики красноармейцев, скрип подводных колес на которые грузили тела и конфискованное имущество, редкие выстрелы. Плачь женщин и детей, резкие выкрики чекистов, и снова выстрелы. А потом оглушительный треск, треск огня, который пожирал вчерашнюю счастливую жизнь этих людей, развиваясь над деревней в виде кумачового флага с серпом и молотом.

         Совершенно обессиленные с пустотой в головах мы направились к машине. Любаша написала письмо очень образно, чувства переполняли её. А как иначе? История, изложенная в письме, отложилась в нашем подсознании и теперь здесь на месте, всё как бы материализовалось. Мы реально перенеслись в те времена. Найденные драгоценности в сумке накалились до красна. Этот неизвестный герой не захотел надеть свои георгиевские кресты и выйти к варварам, чтобы они своими грязными лапами сорвали их с груди. Мы увидели всё происшедшее здесь почти сквозь столетие. Образы прошлого покинули нас, вместе с остатком сил.

            Я скатился с горки на автопилоте, и поехал к дому с дымящейся трубой. Нужно выяснить, где удастся переночевать. Мы вошли во двор  и постучали. Послышались шаги, дверь открылась. Перед нами стоял настоящий сельский дед, с короткой седой бородой и длинными до плеч седыми волосами. Но самое главное, что одет он был тоже по-старинному: не заправленная вышиванка поверх шаровар. Картину довершала дымящая люлька в руках хозяина дома. Мы с Митькой нервно обернулись - машина стояла на месте. Показалось, что мы застряли в прошлом и сейчас придут за нами. Может, вместе с машиной остались? Снова посмотрели на хозяина дома, наверное, вид у нас обоих был дурацкий и испуганный. Старик слегка улыбнулся и сделал приглашающий жест. Мы прошли в хату с настоящей глиняной печью. У окна стоял деревянный стол с лавками по бокам, печь топилась, было чисто, тепло и уютно.

        – Ну, какими судьбами? - хозяин повторил жест рукой, предлагая присесть.

          Мы пристроились на краю лавки. Всё происшедшее, и этот интерьер из прошлого, полностью лишили нас дара речи.

       – Сынки, вы часом не захворали? Откуда будете? - старик стоя разглядывал нас с Митей.

         Нужно было что-то говорить и первым начал Митька:

        - Да это. Из города мы отец. Проездом, хотели узнать, где в ваших краях переночевать можно. Время чё-то не рассчитали, а тут ночь. Места неизвестные.

      - Ну, это вам они неизвестные, а нам что нинаесть родные, - хозяин присел на табурет возле печи.

       - А куда едите, что за интерес? Машина у вас вон, какая – везде проедет!

       Чем занимаемся? И чего говорить? Часть правды - это не враньё. Товарищ  замолчал, и отдуваться пришлось мне.

        - Да мы так, коллекционеры-собиратели. Монеты старые ищем и всякую чепуху древнюю. Увлечение у нас такое. Вот по выходным и катаемся.

         Старик встал, мы тоже.

      - Ладно, понятно,  - сказал он удивлённо, принимая нас за городских придурков. 

         Сколько раз нас принимали за вот это вот, но для нас это всегда было только к лучшему.

        - Самое ближнее это в райцентре, но до него далече будет, а поблизости нет ничего, - он в задумчивости провёл рукой по бороде.

          Нам светила ночёвка в ниве. Мы поблагодарили и стали прощаться. Хозяин хаты был очень умным человеком, в этом мы убедились позже. Он сразу понял, что перед ним не хмыри. Да и как потом оказалось, в шаговой доступности находились два ружья, не считая всяких топоров, ножей и полотна от косы.

       - Гости у меня редко бывают, давайте картошечки поедим да подумаем, - всё же сжалился он.

          При упоминании о картошечке, в моём животе что-то сжалось - мы не ели с утра. К тому же  произошедшие события, отбили аппетит начисто. Теперь, в этой экзотической для нас хате с топящейся печкой, при напоминании о еде, голод внезапно вернулся. Лучше хоть немного посидеть у печки, чем кантоваться в машине. Мы поблагодарили и сняли верхнюю одежду. Старик достал настоящий чугунок с почищенной картошкой и поставил его в печку. По моему мнению в данной обстановке требовалось «Алаверды». Митька делал знаки головой и косил глазами в сторону, где стоял автомобиль.

        - Как зовут то вас сынки? - хозяин повернулся от печки и теперь стоял перед нами с ухватом в руках.

         Мы назвали имена, он кивнул головой .

       - Меня, Иваном  Михайловичем кличут. Ну будем знакомы.

        Пожали друг другу руки. Обстановка разряжалась.

      -  Так я к картошечке чего-нибудь принесу,  - вызвался Митька, и взяв ключи от нивы, исчез.

        Притащил всю сумку. Мы запасаемся всегда по полной, на все случаи. На столе появился сервелат, сыр, копченые колбаски и ветчина, буханка серого хлеба. Композицию завершала бутылка «Нимирова». Михалыч с удивлением наблюдал за Митей-скатертью самобранкой. Но поразил он его больше всего, когда потребовал сковороду. Достал нашу портативную газовую плитку и начал жарить замороженные бифштексы из пакета-холодильника. Стена недоверия рухнула. Михалыч подтянул, соленых огурцов и капусты. Стаканчики у него оказались тоже древние: граненые, низкие, пузатые из матового стекла. Сидели с удовольствием. Водочка под картошечку сняла напряжение, разговорились. Хочу сказать, что после этой встречи прошло четыре года, но мы как минимум два раза за сезон бываем у Михалыча. Если наш интерес где-то в его краях, то останавливаемся на ночёвку. Или просто едем к нему, там по округе есть чем заняться, только вот в его селе с того раза, никогда не копаем.

        Мы рассказали о себе, что смогли и расслабленные потягивали водочку, глядя на огонь в печи. Иван Михайлович жил в этом селе с детства.  Хата принадлежала его родным, и осталась цела после тех событий. В ней жил отец, а теперь он. Его дед, тоже сгинул в этой деревне в1921 году. О тех событиях он рассказывал очень подробно. Всё это передавалось из уст в уста. В остальных трёх уцелевших домах тоже жили родственники расстрелянных в те дни. Постоянно те люди жили в райцентре, но были наездами и постоянно летом. Они сами поставили табличку с названием села, в память о происшедшем. Раз уж никто больше об этом вспоминать не хотел. Митька обжарил картошку и мы продолжили слушать Михалыча. Он поднялся, достал из серванта потёртую деревянную коробку, и стал показывать нам фотографии. Эти фотографии были собраны у всех тогда ещё живых родственников. Они были всем, что осталось ему в наследство.

Деда Михалыча увезли. Никто его больше не видел. Что с ним стало - неизвестно. Мы, конечно, догадывались, что с ним стало. Пулевые отверстия в церковной стене, сомнений не оставляли. Старик достал старую жёлтую фотографию и положил перед Митькой.

         - Вот мой дед.

        Митя в это время ел колбасу. Фотография лежала от меня к верху ногами. Стол был широкий и я ждал, когда он посмотрит, чтобы её взять. Митя кивал головой, но вдруг перестал жевать и округлившимися глазами уставился на фото.

Я перевернул и подвинул снимок к себе. На меня смотрел бравый усатый солдат тех лет с двумя Георгиями на груди. Это было совпадение, конечно совпадение! Но с другой стороны? С момента находки письма эти совпадения не прекращались.

       - Где жил ваш дед, Иван Михайлович? - спросил я.

        При этом Митька напрягся и превратился в слух. Старик, наверное, заметил наше замешательство, и с некоторым недоумением посмотрел то на нас, то на фотографию.

        - У деда было большое хозяйство, мельница, и дом на дальней окраине села. Человек он был не бедный и этого вполне хватило, чтобы стать виноватым перед новой властью. А этот дом он построил для своей сестры, когда та выходила замуж, чтобы та под присмотром была.

           Мы с Митькой переглянулись и напряжённо шевелили мозгами.

        - Сейчас вернусь, - сказал я, и пошёл к машине.

        В происходящее мне не верилось. Всё казалось или какой-то сказкой или каким-то розыгрышем. Вернувшись, я выложил перед Михалычем наши находки. Сев за стол, хлебнул водки.

         - Мы вам говорили, что разные монеты ищем. На краю села случайно наткнулись на это.

           Иван Михайлович перевел взгляд с меня на лежащие, на столе предметы и замер. Первое, что он взял, был перстень. Не отрывая взгляда от знака, Михалыч стал шарить другой рукой в коробке с фотографиями и извлёк со дна старую, навесную, торговую печать. Потом он сосредоточился на крестах, и руки у него тихонько задрожали. Мы вообще не знали, что нам делать, сидели, втянув головы в плечи, и ждали развязки. Старик протянул мне кольцо и печать, а я передал их Мите. Оттиск на печати полностью совпадал со знаком на перстне.

          Михалыч бережно взял, и стал разглядывать дедовские кресты. Мне показалось, что глаза его заблестели. Пора было пойти на улицу перекурить. Мы сидели с Митькой на деревянных ступеньках и курили, уже по второй сигарете подряд. Говорить было нечего. С нами много чего происходило в наших поездках, но такое!!!

         Пора было возвращаться. Иван Михайлович сидел за столом. Всё найденное лежало перед ним.

         - Ну, что ж сынки, раз нашли, выходит это ваше. Мне бы вовек этого не сыскать, - он подвинул вещи в нашу сторону.

          Старик не врал и не играл. Налил себе и нам понемногу водки. Мы не договариваясь встали, и глядя на награды не чокаясь выпили. Понятно, что находки мы забирать не собирались. Порядочность этого незнакомого нам человека произвела на нас какое-то необыкновенное впечатление. Получалось, что совершенно непроизвольно, мы почти через столетие сделали то, о чём думал дед Михалыча, закапывая эту коробку в те страшные дни. Общаясь с Михалычем, мы совершенно ясно видели, каким был его дед, такое передаётся только по крови. Бесстрашный герой войны, умнейший хозяйственник, человек так заботившийся о своих близких.

          Мы долго ещё сидели и разговаривали. Нет смысла рассказывать, как он нас благодарил.

Просто вся эта история началась с одним настроем, а закончилась совершенно с другим. Почти весь следующий день мы провели у Михалыча. Выспались, попарились в бане, а потом ели настоящий украинский борщ. Вкуснее я ничего, никогда не ел. Потом сходили к церкви и около выщербленной стенки, поставили три свечки в стеклянных банках. Постояли. Отъезжали уже к вечеру с обещаниями не забывать.

         Когда мы с Митькой ехали домой, он всю дорогу не умолкал. Раз десять мы спели про «подводную лодку елового цвета» и было чувство, что мы наконец нашли то, что так долго искали.  

         К Михалычу мы регулярно наведываемся, с едой и подарками. Живёт он на одну пенсию и имеет кое-какое хозяйство. Встречает нас как сыновей. Да и нет у него никого. Старик в округе все места знает. По его подсказке мы место старой ярмарки отыскали, и ещё много чего. В долгу не остаёмся. Как-то летом подогнали ему из города материалы на ремонт крыши и рабочих привезли. Правда целый день торчали на огороде, пили пиво и следили, чтобы работяги не нажрались. Коллег своих по поиску просветили, чтобы в селе не копали и не тревожили погибших.

Менде – карта, составленная учённым Менде,

Километровка – карта с масштабом 1 км.

Эксплорер, Эксп – модель металлоискателя